Пушкин и Сербы – Бог никому не остается должен

А. С. Пушкин был хорошо знаком с сербской народной поэзией. Пушкин и Сербы

 

Пушкин и Сербы -  Бог никому не остается должен

Развитие русской культуры в первые десятилетия XIX века побуждало к постижению опыта родственных народов, решавших сходные культурные задачи. В комплексе духовных проблем особое значение имело познание фольклора как исходной питательной среды национальной художественной культуры. А. С. Пушкин был одним из первых, кто открыл для России удивительный мир сербов, особенности их культуры, поэзии, психологии.

Духовные контакты поэта с сербами получили разнообразное выражение, в том числе проявились в художественном осмыслении жизни и личности Карагеоргия. Георгий (Джордже) Петрович, по прозвищу Черный, вошедший в историю под именем Карагеоргий, был верховным вождем антиосманского восстания, охватившего Сербию в 1804-1813 годах. Это массовое вооруженное выступление угнетенного народа против пятисотлетней власти Турции положило начало возрождению независимого сербского государства. Благодаря своей силе и масштабности оно потрясло Балканы.

Карагеоргий был величественной и трагической фигурой в истории сербского народа. Полководческий дар неграмотного сербского предводителя, посмевшего бросить вызов блистательной Порте и нанести не одно поражение султанской армии; недюжинные способности государственного строителя, безмерное желание свободы для Сербии; достойная преклонения личная храбрость, безудержно бросавшая его в пекло боя и порождавшая способность рубить и стрелять одновременно; и вместе с тем жесткость мыслей, позиции и действий, проистекавшая из патриархальных нравов и усугубленная обстановкой военного времени, — таков был прототип героя двух стихотворений А. С. Пушкина.

В 1820 году, будучи в ссылке в Кишинове, поэт написал стихотворение «Дочери Карагеоргия». Оно было навеяно жизнью и местной атмосферой. «Рассказы о Кара Георгие Пушкин мог слышать от всех…» — отмечал в своих воспоминаниях И. П. Липранди, один из близких знакомых поэта в Кишинове. В Бессарабии находилось много сербских эмигрантов. В Кишинев не раз приезжала вдова Карагеоргия со взрослой дочерью, и в 1820 году поэт встречался с последней. А. С. Пушкин часто бывал в доме М. Ф. Орлова, командира 16-й пехотной дивизии, штаб которой располагался в Кишинове. Их связывала давняя дружба, оба были членами петербургского кружка «Арзамас». Поэт часто общался с Липранди, тогда подполковником Второй Молдавской армии. Личность противоречивая и во многом загадочная, он, находясь в Бессарабии, профессионально изучал балканские народы. Липранди собирал сведения о них, беседовал с эмигрантами, в том числе с сербскими старейшинами — участниками освободительных восстаний, записывал их рассказы. У Липранди А. С. Пушкин часто встречался с сербскими воеводами — Вучичем, Я. Ненадовичем, С. Живковичем. Поэт был знаком и с записями их рассказов, сделанными Липранди. В Кишиневе А. С. Пушкин общался также с Ф. И. Недобой, секретарем российского представительства в Сербии во время Первого сербского восстания(1).

Имя Карагеоргия было на слуху в Петербурге и тем более в Бессарабии. Мятежный образ вождя сербских повстанцев как нельзя более точно отвечал в то время умонастроениям и романтической устремленности поэта. Не случайно и первое стихотворение, написанное А. С. Пушкиным в южной ссылке, было посвящено Карагеоргию.

Гроза луны, свободы воин,
Покрытый кровию святой,
Чудесный твой отец, преступник и герой,
И ужаса людей, и славы был достоин (2).

В характере Карагеоргия уживались контрастные черты. В стихотворении он предстает отважным борцом с Турцией, вместе с тем личностью «сумрачной», «ужасной», обуреваемой жаром «свирепой мести», братоубийцей, наконец, нежным и ласковым отцом, не чуждым веселья. В художественном видении поэта реальные черты исторического лица — порыв к свободе, боевое бесстрашие, неистовый темперамент — и рассказ о собственноручном убийстве родного брата за грабежи и разбой слились в романтической фантазии.

Вместе с тем с образом Карагеоргия была связана большая философско-нравственная проблема. Пушкина волновал вопрос о святости свободы и кровавом пути к ней. В духе романтической антитезы поэт противопоставляет бурную жизнь Карагеоргия трогательному образу его дочери. Поэт обращается к ней со словами:

Но ты, прекрасная, ты бурный век отца
Смиренной жизнию пред небом искупила:
С могилы грозной к небесам
Она, как сладкий фимиам,
Как чистая любви молитва исходила.

А. С. Пушкин разрешает коллизию христианской темой искупления грехов. Вводя мотив чистоты и смирения молодого поколения, он связывает надежду на будущее с его благородством и милосердием.

В Кишинове поэт был увлечен идеей «вечного мира» французского дипломата и философа аббата Ш. Сен-Пьера в версии Ж. Ж. Руссо. Е. Н. Орлова, дочь генерала Н. Н. Раевского, жена Орлова, хорошо знавшая А. С. Пушкина со времени совместного путешествия поэта с семьей Раевских по Крыму, писала брату А. Н. Раевскому из Кишинова 23 ноября 1821 года о его умонастроении следующее: «Мы очень часто видим Пушкина, который приходит спорить с мужем о всевозможных предметах. Его теперешний конек — вечный мир аббата Сен-Пьера. Он убежден, что правительства, совершенствуясь, постепенно водворят вечный и всеобщий мир и что тогда не будет проливаться иной крови, как только кровь людей с сильными характерами и страстями, с предприимчивым духом, которых мы теперь называем великими людьми, а тогда будут считать лишь нарушителями общественного спокойствия»(3). На содержание разговоров и руссоистскую позицию Пушкина проливает свет его записка, относящаяся к 1820-м годам. В ней говорилось: «Ясно, что эти ужасные средства, о которых говорит Руссо, — революции. Но вот они настали. Я понимаю, что все эти доводы очень слабы и свидетельство такого мальчишки, как Руссо, не выигравшего ни одной маленькой победы, не может иметь веса… Впрочем, прения еще никогда никого не убедили (только глупцы думают иначе)»(4). Руссо и Пушкин жили в разное историческое время. Французский просветитель был готов отказаться от идеи «вечного мира», если его достижение было сопряжено с насильственными и опасными для человечества действиями. Для Пушкина революции и освободительная борьба стали реальностью, фактом действительности. Сознание целесообразности происходящего определяло восприятие поэтом сербского восстания и отношение к его вождю.

Необыкновенная личность и дела Карагеоргия не оставляли А. С. Пушкина. В 1830-е годы он вновь обращается к его образу. Но это было уже другое время и другое понимание поэтом истории действительности. В ту пору общественное сознание было проникнуто идеей «всеславянства».

В мире славянского фольклора достойное место занимали сербские народные песни. Собранные и изданные выдающимся ученым Вуком Караджичем (первый сборник вышел в 1814 году), они получили широкую известность в Европе. В России интерес к сербскому народному творчеству резко возрос в связи с пребыванием здесь в 1818-1819 годах самого Караджича. Он был радушно принят в писательских, научных и журналистских кругах. Научные учреждения и общества России в разных формах выражали признание его заслуг, в 1826 году правительство установило ему ежегодную пенсию. Сербские народные песни постоянно присутствовали в русских журналах в переводе и даже в оригинале.

Пушкинский цикл «Песни западных славян» отразил трезвое, углубленное проникновение в национальный «дух» других культур, родственных народов.

По словам А. С. Пушкина, создавая свой цикл, он опирался большей частью на анонимное издание, вышедшее в Париже, «Гузла» (точнее «Гусли». — И. Л.), или Избранные иллирийские стихотворения, собранные в Далмации, Боснии, Кроации и Герцеговине («La Cuzla». 1827). Этот сборник стихотворений в прозе представлял литературную мистификацию французского писателя П. Мериме. Вначале А. С. Пушкин не сомневался в подлинности стихотворений «Гузлы». Но и узнав об их талантливой подделке, поэт не остановился перед публикацией своего цикла (Т. II. С. 317-320). Художественная интуиция помогла поэту создать стихотворения, отмеченные истинно славянской ментальностью. Цикл «Песни западных славян» включал также переводы двух сербских народных песен и три оригинальных стихотворения, в том числе «Песню о Георгии Черном».

А. С. Пушкин был хорошо знаком с сербской народной поэзией. Будучи в Бессарабии, поэт записывал сербские предания и песни из уст воевод и других выходцев из Сербии. Он слышал фонетическое звучание песен. В его библиотеке имелись словарь сербского языка, составленный Караджичем (1818), три тома его собрания народных песен издания 1823-1824 годов, французский перевод известной книги итальянского ученого-натуралиста аббата А. Фортиса «Путешествие по Далмации» (1778), а также книга сербских народных песен из собрания Караджича в переводе на французский язык Э. Войяр (Париж. 1834). Пометы и закладки остались свидетельством внимательного изучения книг поэтом(5).

Собрала из источников Руского дома-Милка Кресоя